35 лет назад в Венгерской Республике состоялся всенародный референдум. Голосованием 26 ноября 1989 года Венгрия перешла к демократии. Без массовых забастовок, как в Польше. Без антиправительственных демонстраций, как в ГДР и в Чехословакии. Без дворцового заговора, как в Болгарии. Без стрельбы, как через месяц в Румынии. Революция спокойной процедуры — такова была Осень народов по-венгерски. Как же венграм такое удалось? И почему только им?

Демократический транзит Венгрии готовился тридцать три года. Начало ему положила совсем иная революция — антикоммунистическое восстание 1956-го. Мирный характер перемен 1989-го, спокойная конструктивность Круглого стола, эффективное сотрудничество были бы невозможны без повстанческих боёв Будапешта третью века ранее.

Восстание было жестоким. Расстрелы и фонари — не выдумка. Но и венгерский сталинизм был свиреп. Тюрьмы, пытки, виселицы. Среди освобождённых повстанцами была 103-летняя крестьянка, арестованная и посаженная за недосдачу сельхозпродукции. Коммунистическая номенклатура впитала аристократическое высокомерие дворянства Австро-Венгерской империи. С соответствующим отношением к бесправной "черни", повергаемой в нищету, закрываемой в работных домах.

На антикоммунистический прорыв двинулась вся страна — от графов и коммерсантов до горняков из Шахтёрской бригады, от офицеров венгерской армии и полиции до вокзальной братвы из "Бригады Тёкёли". Из гущи "глубинного народа" выдвинулись яркие личности, ставшие символами венгерского возрождения.

В едином ряду сомкнулись диссидентка-экономистка Валерия Фридл и дворничиха-люмпенша Мария Магори, 58-летний дядюшка Янош Сабо и 15-летняя девочка Эрика Селеш, слесарь-социалист Шандор Рац и генерал-националист Бела Кирай, романтично-гуманный Роберт Бан и непреклонно-беспощадный Йожеф Дудаш, венгерский агроном Гергей Понгратц и еврейский хулиган Иштван Клобер

В панике бежали (кто успевал) главари сталинистской компартии и палаческой госбезопасности. Только прямая и массированная интервенция советских войск спасла будапештских вассалов Москвы. 3 тысячи убитых, 15 тысяч раненых, 25 тысяч арестованных, 13 тысяч заключённых, 350 казнённых. Лозунги "Устроим второй Будапешт!" по всему Советскому Союзу, от Донбасса до Приморья.

Разрушенные мирные дома, следы разгрома — почерк советской военщины

Новый глава Венгрии прибыл в советском обозе. Но коммунистический ветеран Янош Кадар был уже не тот, что прежде. Ракошистская тюрьма всё-таки чему-то научила. "В славном восстании наш народ сбросил режим Ракоши" — такими словами начинался манифест Кадара к венгерскому народу.

Быть может, Кадара не совсем зря обвиняли в титоизме. Между тем "что-то югославское" было типичной идеологией повстанцев 1956-го. При Кадаре в Венгерской Народной Республике (ВНР) начались реформы, зондирующие рыночную экономику.

На предприятиях вводилось нечто вроде хозрасчёта. Партийно-правительственная бюрократия разрешила хозяйственникам устанавливать прямую кооперацию с западными фирмами. В сфере мелкобытового обслуживания позволялась даже индивидуальная инициатива. Жизненный уровень венгров поднялся до уровня, о котором в СССР люди могли только мечтать. С другой стороны, после расправы с повстанцами в Венгрии не было широкомасштабных политических преследований. Всё это в совокупности было названо "гуляшным коммунизмом". Под управлением Венгерской социалистической рабочей партии (ВСРП).

Леонид Брежнев и Янош Кадар

Может, дело в великом гуманизме Яноша Кадара? Так ведь и Леонид Брежнев тоже не отличался сладострастием в жестокости. Разница в другом. Рабочие протесты в СССР не развернулись в революцию. Венгрия революцию совершила. Отсюда разница.

Впрочем, "гуляшно-коммунистическую" систему не следует идеализировать. Уже того довольно, что кадаровские войска помогали брежневским давить Пражскую весну. Во внутренних же делах Кадар строго следил за балансами. Директорскому корпусу и творческой интеллигенции разрешалось быть оплотами либерализма. Даже влиять на некоторых членов Политбюро. Но их прогрессивные устремления уравновешивались консервативным партаппаратом среднего и первичного звеньев.

Бастионом неосталинистской реакции выступала "Рабочая милиция" ВСРП. Рабочих в её 60-тысячных рядах было как раз немного. Всё больше номенклатурщики, статусные интеллигенты, а то и рыночные индивидуалы. Обмундированные во "что-то китайское", с автоматами и пистолетами, они давили на людей самим фактом своего присутствия. Кое-кто и вовсе отвязывался — скандалы, драки, стрельбу приходилось обсуждать на Политбюро.

Громоздкая партийно-силовая система поглотила к 1989 году аж миллиард форинтов. Командование "Рабочей милиции", вполне довольное своим положением, всячески препятствовало либерализации, исходи она даже от самого Кадара. Возможностей на то хватало: партийно-милицейские генералы Лайош Халаш, Арманд Папп, Шандор Борбей по должности состояли в ЦК.

Была и ещё важная сторона жизни ВНР. Типичный сюжет венгерского детектива касался манипуляций с заводскими деньгами: "Я, конечно, догадывался, что здесь дело нечисто. Но чтоб такая навозная куча!Если бы не рука, я бы тебя не уговаривал. Бери дубину, осёл!" Или типичный памфлет: "Вы не представляете, сколько крали мои люди! А сегодня только один топорик! Если этот здоровый процесс пойдёт дальше, мы покончим с позором расхитительства!Извините, товарищ директор. Этим топориком снесли замок. Склад вынесен полностью". ВНР по праву называли самым весёлым бараком соцлагеря.

Венгерские девушки 1980-х

Было отчего и взгрустнуть. Писатель-постмодернист Петер Эстерхази успел послужить в машиностроительном министерстве. "Мы думаем о нуждах народного хозяйства, о валютном балансе, об интересах рабочего класса, о прибыли предприятия, хотя не гонимся за ней, а ещё мы думаем о партийном руководстве, о нём мы думаем непременно", — так характеризовал он приоритеты венгерской технократии. Так что кадаровская экономика, как любая госмонополия, была обречена рухнуть.

Ещё до начала советской Перестройки темпы роста венгерской промышленности пошли на спад. Страна "подсела" на кредиты, выплачивать которые со временем становилось всё труднее. Зато представитель МВФ по должности сделался членом ЦК ВСРП.

Недовольство в стране ширилось и нарастало. Однако широкомасштабного протеста, как в соседней Польше, не было. Власти старались не наглеть, жили сами и давали жить другим. Уроки 1956-го не забывались. Массы до поры до времени тоже шли навстречу. Диссидентам не за что было зацепиться: их, как правило, даже не сажали. Партийные инстанции идеологического контроля умели тормозить опасные тенденции на ранних этапах. Более всего это касалось артикулированной памяти 1956 года.

Но тормозить — не значит ликвидировать. Это было и невозможно. Чем дальше, тем больше венгерское общество перерастало партийное правление ВСРП и государственную систему ВНР. Однако ВСРП держалась довольно прочно. Эту прочность обеспечивал рационализм и "центризм" кадаровской политики.

"Икарус" в 1970-х стал одним из символов Венгрии для горожан СССР

Венгры многое помнили. Коммунизм, естественно, отторгали. Большевики Бела Кун, Тибор Самуэли, Йожеф Черни красным террором насаждали "Советскую республику". Сталинисты Матьяш Ракоши, Эрнё Герё, Габор Петер репрессировали едва не каждого десятого венгра. Но и правая альтернатива воспринималась с большой настороженностью.

Это важно учитывать. Правый лагерь Венгрии исторически специфичен. Он основан на "одиночестве мадьярской судьбы", ностальгирует по былому этнотерриториальному величию, не забывает, что в империи Габсбургов венгры были из привилегированных наций, вслед за австрийскими немцами. Весьма жёсток он в социальном плане. Карикатуры 1920-х: люди во фраках поднимают бокалы, рядом человек в форме управляется с силуэтом на дыбе — рисовались не на ровном месте. Белый контртеррор количественно превзошёл красных. (Так обычно и бывает — победители перехлёстывают.)

Венгерский фашизм возник раньше итальянского. Назывался — Сегедская идея. Адмирал-регент Миклош Хорти, лидер венгерских белых, был жёстким консерватором, но не фашистом. Зато справа от него стояли генерал Дьюла Гёмбёш, подполковник Пал Пронаи, капитан Миклош Козма. Сначала Венгерская ассоциация национальной обороны. Потом Партия защиты расы. Офицерство, вооружённая богема, лабазники, гангстеры — словом, "джентрийские элементы". В 1919-м они прикончили "Советскую республику". А в 1921-м они же остановили огнём попытку реставрации монархии. Совершая свою революцию.

Диктатор Миклош Хорти вступает в Будапешт, 1919 г. Вслед за этим начался террор, в том числе антисемитский

"Экстремистские элементы намеревались оттеснить, а при подходящих условиях исключить из элиты представителей старых господствующих классов", — признают коммунистические авторы. "Расстреляю с болью в сердце, — предупреждал Хорти в беседе с Козмой. — Передай это Дьюле". Гёмбёш сделал выводы — от политики отошёл, занялся печатанием фальшивых фунтов стерлингов. А потом круто вернулся в политику, возглавил правительство, встречался с Гитлером.

Это ещё не говоря о нилашизме, "Скрещённых стрелах" — откровенно пронацистской партии Ференца Салаши. Которая в конце 1944-го успела свергнуть Хорти за измену фюреру.

Всё это по-своему закономерно. Таковы алгоритмы истории: если не Черни, то Гёмбёш, приходится выбирать. Хортистский режим по крайней мере не был тоталитарным. И за этот выигрыш приходилось платить. Однако не удивительно: после советизма, сегедизма, нилашизма, сталинизма — Кадар и его партия воспринимались как гарантия сносной жизни.

Но время неодолимо. Коммунизм, даже "гуляшный", становился поперёк не только мыслящему интеллигенту или инициативному хозяйственнику. Он был враждебен и рабочему, и крестьянину, и рядовому служащему. Непременные думы о партийном руководстве мешали работать и попросту оскорбляли людей.

Блюдо, давшее название эпохе Яноша Кадара

Окончание следует

Михаил Кедрин

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter